Югославский узел
Еще до выхода частей Красной Армии к границе Югославии здесь действовало несколько противоборствующих сил — немецкие оккупационные войска, с которыми сражались воины Югославской Народной Армии во главе с Тито, четнические отряды югославских предателей во главе с Михайловичем (они сотрудничали с немцами и боролись против армии Тито). В штабе Тито находились представитель Советского Союза генерал Н. В. Корнеев и представитель Англии бригадир Ф. Маклин. Оба этих союзника пытались склонить и закрепить Тито под эгидой свой державы. Правительство Шубишича (ставленника англичан) изображало патриотическую прослойку, но не имело реальных боевых сил. Ну и наконец, король Югославии Петр II, находясь в эмиграции, заботился о восстановлении монархии, в чем его поддерживали англичане и особенно Черчилль. Главной силой, которая боролась за освобождение страны от немцев, была армия Тито. Понимая это, гитлеровцы решили уничтожить Тито, для чего провели хорошо спланированную десантную операцию. После мощной бомбардировки городка Дрвар, был высажен с планеров сильный десант. Прочесав городок и не обнаружив в нем Тито, гитлеровцы устремились к пещере, в которой тот находился вместе со своим штабом. Вот как сам пишет Тито: «Немцы искали меня. В те дни портной в Дрваре шил мне маршальскую форму. Парашютисты ничего другого, кроме этого костюма, разорванного осколками бомб, не нашли. Люди вели себя невероятно храбро. Все жители Дрвара знали, где я нахожусь. А у каждого парашютиста была моя фотография. Они подходили то к одному, то к другому жителю города, показывали фотографию, спрашивали: „Тито, где Тито?“ Но никто ничего не сказал им... А мы сверху за всем этим наблюдали. Из пещеры нельзя было выйти, кроме как через русло протекавшего в ней ручья. Один наш товарищ, ординарец, прекрасный юноша, хотел было выйти наружу, но сразу же был сражен в голову... Я взял автомат, хотел было стрелять, но мне не дали. Вижу, как внизу парашютисты, захватив мой джип, угоняют его». Около 10 часов Тито принял решение покинуть пещеру. Из парашютных строп был сплетен прочный канат, разобран пол в дальней комнате, и по этому канату Тито и все, кто был с ним в пещере, спустились вниз под прикрытием водопада. Немцы обнаружили их и начали обстреливать. Однако Тито и спутники, не мешкая, устремились вдоль русла высохшего ручья в горы, все больше удаляясь от Дрвара, где в схватку с десантниками уже вступили подоспевшие части 1-й Далматинской бригады. Фашисты организовали преследование Тито. В селе Потоци к нему присоединились Э. Кардель, А. Ранкович, а также члены советской военной миссии во главе с Н. В. Корнеевым. Сюда же прибыли и члены миссии западных союзников. Очевидец и участник этих событий Н. В. Корнеев рассказал в 1972 г. следующее: «В течение 10 дней за нами гонялись эсэсовские карательные части. Днем по пятам наседали на нас, за ночь мы вновь далеко уходили. Верховный штаб НОАЮ не имел управления войсками: связь нарушилась. Ее не было уже три дня ни с войсками НОАЮ, ни с базой Бари, ни с Москвой. Создавалось угрожающее положение». Испортилась и личная радиостанция генерала Корнеева. В Москве были очень обеспокоены отсутствием связи. Генерал Антонов доложил Сталину: — Из Югославии нет никаких вестей. — Немедленно выяснить обстановку и оказать помощь Тито, —приказал Сталин. Корнееву наконец удалось связаться с Москвой, и он сообщил координаты, где находится Тито со штабом. По приказу Сталина тут же был выслан самолет для спасения Тито. «Погода стояла ненастная, — вспоминал впоследствии пилот этого самолета А. С. Шорников, — над морем и в прибрежных горах. Югославии шел дождь, сверкали молнии... Непрерывно маневрируя, мы делали разворот за разворотом, а сигналов все не было видно. Определили примерную скорость и направление смещения облачности и начали ожидать большого „окна“, чтобы через него хорошо просмотреть местность. Более 30 минут летали мы по замкнутому кругу, пока в разрывах облаков не обнаружили условные сигналы. С большим трудом посадили тяжелый самолет на незнакомую, сильно порезанную ручьями и усыпанную мелкими валунами площадку». Через полчаса на импровизированной посадочной площадке появились Тито, члены Политбюро ЦК КПЮ и Верховного штаба НОАЮ, представители союзных военных миссий. А. С. Шорников доложил о готовности самолета к полету. Было решено взять на его борт 20 человек. Среди них находились И. Тито, Э. Кардель, А. Ранкович, И. Милутино-вич, Н. В. Корнеев, исполняющий обязанности начальника англо-американской военной миссии Вивиан Стрит, а также члены Верховного штаба НОАЮ. Вылетев с Купресского поля в 22 часа, А. С. Шорников уверенно доставил своих пассажиров после полуночи 4 июня в Бари. В Бари И. Тито пробыл три дня. Здесь он встретился 5 июня с Ф. Маклином, в беседе с которым глава военной миссии НОАЮ при средиземноморском командовании англо-американских войск В. Велебит еще 2 июня выразил надежду на то, что И. Шубашич посетит И. Тито на Висе, когда тот обоснуется там. И. Тито подтвердил это, сказав Ф. Маклину, что «не имеет ничего против И. Шубича» и что «ему будет приятно обсудить с ним вопросы, представляющие интерес, если он прибудет на Вис». Вместе с тем он сообщил, что пробудет на Висе только до тех пор, пока обстановка не позволит ему вновь вернуться в страну. 7 июня У. Черчилль и И. Шубашич направили свои личные послания И. Тито, в которых выражалось пожелание о его встрече с И. Шубашичем. Тем временем вновь состоялась встреча Ф. Маклина с И. Тито, которому было передано приглашение командующего англо-американскими войсками на средиземноморском театре военных действий Г. Вильсона посетить его в Казарете (Италия) для бесед по военным вопросам. В ночь с 6 на 7 июня И. Тито отбыл на английском миноносце «Блекмур» на остров Вис. Обосновавшись на острове, Тито сообщил в Москву, что он «в обстановке полной секретности» перебрался на Вис, где останется до тех пор, пока «не будут подготовлены базы на другой освобожденной территории». Сталин высоко оценил подвиг летчиков, спасавших Тито 20 июня. А. С. Шорникову, Б. Т. Калинкину, П. Н. Якимову было присвоено звание Героя Советского Союза, а маршал Тито, со своей стороны, удостоил их звания Народного Героя Югославии. Стратегия Сталина по отношению к Югославии и союзникам была высказана им в беседе с М. Джиласом, который в те дни находился в Москве. Беседа проходила на даче в Кунцево. На ней присутствовал Молотов. Сталин прежде всего заговорил о безопасности Тито: — Ему следует найти надежное место для себя и Верховного штаба, для руководства широкомасштабными боевыми действиями необходима спокойная, безопасная обстановка для командования. Затем Сталин сказал Молотову: — Договоритесь с союзниками немедленно, что мы на их базе в Бари создадим машу воздушную базу для транспортных самолетов для активизации поставок оружия и продовольствия Югославской армии. Далее, обращаясь к Джиласу, Сталин говорил о взаимоотношениях югославского руководства с западными союзниками: — Вы не пугайте англичан тем, что будете создавать коммунистическое государство. Пока не надо вызывать у них тревогу. Черчилль надеется провести свою линию, и пусть надеется. А вы делайте свое дело. — И посоветовал; — К чему вам красные звездочки на пилотках? Не важна форма, важен результат. Ей-богу, красные звездочки пока не нужны! Джилас возражал: — Мы не можем отказаться от звездочек, мы длительное время сражаемся под этим символом. Сталин успокоил его: — Не думайте, что раз мы союзники англичанам, то забыли, что из себя представляет Черчилль! Просто на этом этапе, чтобы они вам не навредили, не лишайте их надежды, что у них с вами что-то получится. И Тито надо согласиться на встречу с Шубашичем и даже с Черчиллем. Не надо говорить с ними о разногласиях, пусть они выскажут свои намерения, слушайте, чего они хотят. Надо с ними достичь компромисса. Джиласа поразила информированность Сталина, встреча Тито с Шубашичем только намечалась, а Сталин уже знал о ней — вот, давал рекомендации, важные для югославов и вообще для отношений с союзниками. Когда переходили в столовую, Сталин задержался у карты, на которой территория СССР была окрашена в красный цвет: — Они никогда не смирятся с тем, чтобы такое огромное пространство было окрашено в красный цвет, никогда! Джилас обратил внимание на Сталинград, обведенный синим карандашом: — Без индустриализации Советский Союз не смог бы выстоять в такой войне. — Именно по этому вопросу мы поссорились с Троцким и Бухариным, — сказал Сталин. Во время ужина Сталину принесли телеграмму Черчилля, он сообщат о предстоящей завтра высадке союзников во Франции. Сталин иронически откомментировал эту телеграмму: — Им все время что-то мешало! И на этот раз может оказаться слишком густой туман. Или вдруг они обнаружат на побережье Франции нескольких немцев! Тогда не будет высадки! Опять пустые обещания, как обычно. Расставаясь с Джиласом, Сталин просил передать Тито в подарок золотую саблю: — Это от Президиума Верховного Совета. — Помедлил, добавил: — И от меня. На острове Вис Джилас сделал обстоятельный доклад членам Политбюро о своей встрече со Сталиным. Как отмечал Тито, рекомендации Сталина очень укрепили его позиции в предстоящих сложных переговорах с союзниками, которые, кстати, считали очень выгодными для себя создавшиеся условия, когда Тито оказался, как говорится, в их руках. Они считали это «богом ниспосланной возможностью» использовать «ослабленное положение» вождя Югославии и принудить его к уступкам. 15 и 16 июля состоялись переговоры Тито с Шубашичем. По рекомендации Сталина Тито пошел на сближение со ставленником англичан и подписал соглашение «о сотрудничестве в борьбе против оккупантов и в деле восстановления страны». Но Тито не дал никаких авансов об окончательном государственном устройстве Югославии, заявив, что это будет решено свободным волеизъявлением народа. Как писал историк Дж. Эрман, к лету 1944 года влияние англичан в Югославии достигло высшей точки. Фицрой Мак-лин был доволен: количество английских офицеров — военных советников — расширилось по всей территории Югославии. Для закрепления влияния Черчилль посчитал необходимым лично встретиться с Тито. Маклин сообщил об этом маршалу. Тито дал согласие. Встреча состоялась 12—13 августа в Неаполе, куда Тито прилетел в сопровождении Ф. Маклина. Переговоры проходили на вилле, где остановился премьер-министр. После некоторых военных вопросов Черчилль приступил к главному и спросил: — Наверное, значительная часть сербских крестьян будет недовольна введением коммунистической системы? Тито ответил: — У нас нет намерения навязать такую систему. Я об этом заявлял неоднократно. — Я хотел услышать это лично от вас, а могли бы вы подтвердить это публично? — Если я сделаю такое заявление сейчас, s расположении английского штаба, в вашем присутствии, это будет воспринято так, будто я сделал это заявление под вашим давлением. Но я готов дать такое заявление, если будет найдена подходящая форма. В этот же день, 12 марта 1944 года, Черчилль направил Тито официальный меморандум с требованиями: «создания единого югославского правительства, в котором были бы представлены все югославы, борющиеся против врага, и примирение между сербским народом и народно-освободительным движением»; обнародования декларации, в которой содержалось бы не только обязательство не навязывать Югославии коммунизм, но и «не использовать военную силу движения для оказания влияния на свободное волеизъявление народа относительно будущего режима страны»; согласия на встречу с королем Петром, предпочтительно на югославской территории. В этом случае Черчилль пообещал И. Тито увеличить военные поставки НОА и ПОЮ. Встреча И. Тито с У. Черчиллем завершилась договоренностью о том, что И. Тито и И. Шубашич отправятся вместе на Вис, где через несколько дней одновременно выступят с декларациями. Что касается встречи И. Тито с королем Петром II, то она «будет иметься в виду и состоится в подходящее время». И. Тито и И. Шубашич покинули Неаполь 14 августа и через Бари прибыли на Вис. Согласовав свои декларации, они обнародовали их: И. Тито — 17 августа на Висе, И. Шубашич — 20 августа в Лондоне. В декларации И. Тито разъяснялось, что «НОД Югославии является по своей сути общенародным, национальным и демократическим», имеющим единственную цель — «борьбу против оккупантов и их прислужников и создание демократической федеративной Югославии, а не установление коммунизма, что нам подбрасывают враги». Казалось, что англичане своего добились, «богом посланная возможность» состоялась — Тито под влиянием западных союзников. Но... Прежде чем написать, что произошло после этого «но», я сделаю не отступление в прошлое, а «забегание» в 80-е годы. В указанные 80-е годы я, кроме своей писательской работы и исполнения должностных обязанностей (главного редактора журнала «Новый мир», первого секретаря Союза писателей СССР), был задействован еще и в различных общественных делах, в том числе избран президентом Общества дружбы СССР — Люксембург, а позднее еще и вице-президентом Общества дружбы СССР — Великобритания. Часто бывал в Англии и по линии парламентских контактов как депутат Верховного Совета СССР и член его Комитета по международным связям (даже иногда возглавляя советские делегации). Не помню теперь точно, где и как я познакомился с Фицроем Маклином (да, тем самым, который упомянут выше). Он был уже пожилой, отошел от активной дипломатической (думаю, и разведывательной) деятельности. Согласитесь, что двум разведчикам, стоявшим когда-то на противоположных сторонах, было о чем поговорить. Это и есть писательское везение, когда судьба преподносит такие любопытнейшие встречи. С Фицроем Маклином мы не только много раз побеседовали, но и подружились. Теперь мы, два пожилых профессионала, не ожидали друг от друга какого-то подвоха, да и не обладали никакими государственными тайнами. Дружба была настоящая, обоюдно приятная. Маклин с женой Викторией был у меня в гостях на даче в Переделкино. А ясо своей супругой гостил однажды три дня в его замке в Шотландии, в 1987 году. Мне тогда присвоили звание почетного доктора литературы Страткл аи донского университета. После торжественной процедуры Фицрой пригласил меня с женой к себе в гости. Мы вместе отпраздновали Пасху. Причем жена его, Виктория, католичка, а Фицрой англиканской веры. В первой половине дня разъехались каждый в свой храм, с Викторией — моя Евгения, а я — с Фицроем. Вечером объединились и праздновали вместе. Виктория была очень общительная, шумливая женщина, Фицрой в шутку называл ее «мадам десять децибел». Маклин, довольно богатый человек, живет в старинном трехэтажном замке. До войны работал в Иране, Афганистане, Египте, с 1937 по 1939 год — в английском посольстве в Москве, бывал на судебных процессах над «правотроцкистским блоком». Прекрасно говорит по-русски. Утром, когда мы вышли с ним на прогулку, я увидел прекрасное, ухоженное футбольное поле, на котором играли мальчишки. — Какое великолепное поле! — воскликнул я. — Это мой стадион, я разрешаю местным ребятам играть на нем. — А сад и лес, окружающие замок, тоже твои? — Нет, Владимир, не только это, вон видишь вдали горы, вот до тех гор моя земля. Однако я сделал это отступление не для праздных разговоров, а чтобы объяснить, почему поставлено «но...» в конце предыдущего отрывка моей мозаики. Дело в том, что в беседе с Фицроем я услышал следующее: — Когда мы, и особенно Черчилль, посчитали, что Тито попал под наше влияние, на следующий день после моего прибытия с Тито на остров Вис вдруг не обнаружили маршала в его штабе. Исчез! Куда делся, никто не мог ответить. Фицрой, рассказывая об этом происшествии, даже спустя много лет, разволновался: — Вы понимаете, Владимир, мое положение — я же специально приставлен к маршалу Тито, и вдруг он пропал! Может быть, его похитили немцы? Такие специалисты, как Скорцене, могли сделать это запросто. Я был в отчаянии! Тито отсутствовал с 19 по 28 сентября. Но и после его появления не сразу я смог с ним поговорить. Наконец мы встретились, и на мой вопрос: «Что произошло?» — он ответил: «Мой отлет с острова вызван военными и государственными соображениями». А когда я стал настаивать и нажимать на него, помня о наших прежних договоренностях, Тито холодно объяснил: «Мы независимое государство, и я как Председатель НКОЮ и Верховный Главнокомандующий ни перед кем не отвечаю за свои поступки и деятельность в интересах наших народов». Это был холодный душ для меня, для всей английской миссии, и особенно для Черчилля. Фицрой подарил мне с теплой надписью воспоминания «Eastern Approaches», написанные в 1950 году. Приведу ниже их короткую цитату, имеющую отношение к завершению этой главы: "Я был полон решимости не оставлять Тито в неведении относительно того раздражения, которое вызвал его скрытый отъезд с острова Вис... Я сказал Тито, что Черчилль был весьма оскорблен тем, как он уехал... Что наибольший ущерб нанесло то, как он незаметно отбыл, не поставив нас в известность о своем отъезде... Тито ответил на это: «Недавно Черчилль отправился в Квебек для встречи с президентом Рузвельтом, но я об этом узнал только после его возвращения оттуда. Однако это меня ничуть не обидело». Теперь, много лет спустя, Фицрой вспоминал это с улыбкой, но не трудно представить, в какой сложный переплет он попал тогда, осенью 1944 года. Рассказал он мне и об этом. Что же произошло? Тито попросил Сталина встретиться с ним и помочь разобраться в сложностях военной и политической обстановки. Сталин прислал за Тито специальный самолет. Чтобы узнать, о чем говорили Сталин и Тито, на мой взгляд, лучше воспользоваться рассказом самого Тито: «— Тогда я первый раз в своей жизни встретился со Сталиным и беседовал с ним. До этого я видел его издали, как, например, на VII конгрессе Коминтерна. На этот раз у меня было несколько встреч с ним, две-три — в его кабинете в Кремле, дважды он приглашал меня к себе домой на ужин. Одним из первых вопросов, который мы обсудили, был вопрос совместных операций наших двух армий. Об этом мы беседовали в его кабинете в Кремле. Я попросил у него одну танковую дивизию, которая помогла бы нашим частям при освобождении Белграда... Сталин, согласившись с моей просьбой, сказал: „Вальтер (так меня звали в Москве), я дам Вам не танковую дивизию, а танковый корпус!“ — Далее, — продолжает Тито, — мы договорились о том, какая часть Югославии будет освобождена совместными усилиями, определили районы действий их войск и наших, и сколько времени их войска будут находиться у нас. Мы условились, что они предоставляют нам в виде помощи при освобождении Белграда один танковый корпус, а затем их войска покинут Югославию, после того как будет освобожден Белград, и тем самым будет укреплен их левый фланг при наступлении на Будапешт. После этого обмена мнениями мы написали сообщение для печати, в котором вышеупомянутая договоренность была уточнена... Вообще же, эта первая встреча была весьма прохладной. Основная причина этого, я думаю, заключалась в моих телеграммах периода войны, особенно в той, которая начиналась словами: „Если нам не можете помочь, то хотя бы не мешайте!“ Это подтвердил и Димитров, с которым я встречался сразу после первой беседы со Сталиным. Димитров мне сказал: „Вальтер, Вальтер, Хозяин был страшно зол на вас из-за этой телеграммы... От злости топал ногами по полу“. Тем самым Димитров хотел дать понять, что он, по сути дела, защищал меня перед Сталиным. В ходе этой первой встречи со Сталиным царила напряженная атмосфера, почти по всем обсуждавшимся вопросам возникала в той или иной форме полемика. Я не привык к такого рода беседам, ввиду чего возникали просто неловкие сцены. Например, Сталин говорит мне: „Вальтер, имейте в виду: буржуазия очень сильна в Сербии!“ А я ему спокойно отвечаю: „Товарищ Сталин, я не согласен с Вашим мнением. Буржуазия в Сербии очень слаба“. Сталин замолкает и хмурится, а остальные за столом — Молотов, Жданов, Маленков, Берия — с ужасом наблюдают за этим. Сталин начал расспрашивать об отдельных буржуазных политических деятелях Югославии, интересуясь, где они, что дают, а я ему отвечаю: „Этот подлец, предатель, сотрудничал с немцами“. Сталин спрашивает о ком-то еще. Я ему отвечаю то же самое. На это Сталин вспылил: „Вальтер, да у вас все подлецы!“ А я ему в ответ: „Верно, товарищ Сталин, каждый, кто предает свою страну, является подлецом“. Сталин опять мрачнеет, а Маленков, Жданов и другие смотрят на меня исподлобья. Так что разговор продолжался в довольно тяжелой атмосфере. Сталин начал убеждать меня в том, что надо вернуть короля Петра на престол. Мне кровь ударила в голову — как он может советовать нам такое! Взяв себя в руки, я ответил ему, что это невозможно, что у нас народ взбунтовался бы, что в Югославии король является олицетворением предательства, что он сбежал, оставив народ в наиболее трудное время, что династия Кара Георгиевичей ненавистна народу из-за коррупции и террора. Помолчав, Сталин сказал: „Не следует возвращать его навсегда. На время, а потом, в подходящий момент, уберете...“ Сталин пригласил меня к себе на дачу на ужин. Женщина в белом переднике поставила на стол в закрытой посуде различные яства, и каждый сам себя обслуживал. Здесь до глубокой ночи произносились различные тосты. Я не привык к напиткам, и для меня это было мучением. Улучив момент, я вышел на улицу, так мне стало плохо...» Из этого рассказа видно, что встреча была прохладной не только по вине Сталина, но и сам Тито, по тональности его рассказа, относился к Сталину и к происходившему недоброжелательно. Однако Сталин, несмотря на личную прохладность, оказывал очень большую помощь Югославии. С выходом Красной Армии к границам Болгарии и Румынии с Югославией были созданы перевалочные базы, через которые к Тито шли массовые поставки оружия, боеприпасов и продовольствия. В течение августа — октября была сформирована и передана танковая бригада, вооруженная 65 танками Т-34, и 500 танкистов. Подготовлено и передано несколько истребительных и штурмовых авиаполков и 500 летчиков и техников. 22 сентября 1944 года командованию НОАЮ были переданы 10-я гвардейская штурмовая авиадивизия и 236-я истребительная авиадивизия, а также снаряжение и вооружение для двенадцати пехотных и двух военно-воздушных дивизий. Для улучшения связи штаба Тито с его войсками подготовлено восемьдесят радистов-югославов и отправлено с новыми радиостанциями. Создано и оборудовано семь эвакогоспиталей и четыре полевых госпиталя. Несмотря на свои трудности, была оказана помощь населению хлебопродуктами — 50 000 тонн зерна. Восстановлены железные дороги и построены мосты через Дунай у Белграда. Все это (и многое другое) сделано в ходе тяжелых боев, которыми Сталин руководил на других фронтах. 5октября 1944 года командующий 3-м Украинским фронтом маршал Толбухин доложил Сталину план Белградской операции, разработанный совместно с югославским штабом. Сталин утвердил этот план. К операции привлекались 57-я армия, 4-й тв. мехкорпус, 17-я воздушная армия 3-го Украинского фронта, пять корпусов югославской армии, три болгарские армии. 22 октября столица Югославии была освобождена. Советское командование предоставило возможность югославским частям первыми войти в Белград. Тито послал Сталину благодарственную телеграмму. Белград стал центром, где расположились все высшие правительственные и военные органы Югославии, что очень укрепило авторитет Тито. Черчилль был в ужасе от «большевизации Балкан». По его словам, то, что Красная Армия пришла в Белград, а затем в Будапешт, «имеет самые ужасные политические последствия для Центральной и Южной Европы». Черчилль пытается остановить страшный для него процесс продвижения коммунизма на Запад — лучше бы действовать путем созыва глав трех государств. Но поскольку организация такой встречи требует времени, а ждать нельзя, Черчилль решил немедленно поехать в Москву и конфиденциально со Сталиным обговорить вопрос о сферах влияния. На всякий случай Черчилль предупредил президента США о своей поездке в Москву. Рузвельт, в свою очередь, сообщил Сталину, что «премьер-министр Англии не уполномочен говорить от имени США, и мы втроем и только втроем можем найти решение по еще несогласованным вопросам». Сталин ответил Рузвельту: «Я полагал, что г-н Черчилль едет в Москву по уговору с Вами в Квебеке. Оказалось, однако, что это мое предположение как будто бы не соответствует действительности. Мне неизвестно, с какими вопросами едут в Москву г-н Черчилль и г-н Идеи. Мне об этом ничего не сообщали до сих пор ни тот, ни другой. Г-н Черчилль выразил желание в своем послании на мое имя приехать в Москву, если не будет возражений с моей стороны. Я, конечно, ответил согласием. Так обстоит дело с вопросом поездки Черчилля в Москву. В дальнейшем я буду информировать Вас по мере выяснения дела после встречи с г-ном Черчиллем». Первая встреча Сталина с Черчиллем состоялась 9 октября в 22 часа. В самом ее начале Черчилль затронул балканский вопрос и выдвинул предложение о «разделе сфер влияния» на Балканах. Он заявил: «Давайте урегулируем наши дела на Балканах. Ваши армии находятся в Румынии и Болгарии. У нас есть там интересы, миссии и агенты. Не будем ссориться из-за пустяков. Что касается Англии и России, согласны ли Вы на то, чтобы занимать преобладающее положение на 90% в Румынии, на то, чтобы мы занимали преобладающее положение на 90% в Греции и пополам — в Югославии?» Пока это переводилось, Черчилль взял пол-листа бумаги и написал: